Новогодняя амнистия

Я хотел объявить амнистию на Новый Год, в смысле, разбанить забаненых, но в праздничной суете забыл об этом. То есть не было никакой праздничной суеты (вспомнил фразу из советского детства), просто забыл.

Лет девять я никого (за единственным исключением) вообще на банил, но в прошлом году международная обстановка сильно ухудшилась, и мой подход изменился.

Сейчас все разбанены. Собственно, в бан-списке, живых людей было очень мало, в основном, зачеркнутые имена.

Моя бан-политика остается весьма мягкой. Ругаться и хамить можно, но осторожно и сдержано. Общие принципы модерации сформулировать крайне сложно, так что я и пытаться не буду; временами мои решения могут выглядеть "как бог на душу положит".

Анонимные комментарии пока тоже остаются. Но как только начнется наплыв идиотских комментариев от анонимов, это закончится.

На human_bean_70 эта амнистия не распространяется, так как я его в этом году уже один раз амнистировал. Недели две еще он побудет на скамейке штрафников.

А вот еще

avva ссылается на статью в NYT, "The Blasphemy We Need".

В статье упоминается Салман Рушди. Там говорится, что неправильно критиковать Рушди, когда ему угрожает смертельная опасность. С этим я согласен, следующий же тезис кажется мне весьма сомнительным:

Если достаточно большая группа людей готова убить тебя за то, что ты нечто сказал, тогда это "нечто" почти наверняка следует говорить и повторять еще больше и чаще, потому что иначе у этой группы будет право вето над свободным обществом, а когда такое происходит, то это уже не свободное общество. Еще раз подчеркну

Но это мы все вчера уже обсудили. Я просто по поводу Рушди процитирую еще раз отрывок из "2666" Боланьо. Там как раз об этом всем -- интеграция мусульман в западное общество, Салман Рушди, свободный секс и важная роль насилия.

Which led Espinoza to remark that he'd be damned if the cabbie hadn't just quoted Borges, who once said London was like a labyrinth- unintentionally, of course. To which Norton replied that Dickens and Stevenson had used the same trope long before Borges in their descriptions of London. This seemed to set the driver off, for he burst out that as a Pakistani he might not know this Borges, and he might not have read the famous Dickens and Stevenson either, and he might not even know London and its streets as well as he should, that's why he'd said they were like a labyrinth, but he knew very well what decency and dignity were, and by what he had heard, the woman here present, in other words Norton, was lacking in decency and dignity, and in his country there was a word for what she was, the same word they had for it in London as it happened, and the word was bitch or slut or pig, and the gentlemen who were present, gentlemen who, to judge by their accents, weren't English, also had a name in his country and that name was pimp or hustler or whoremonger.

This speech, it may be said without exaggeration, took the Archimboldians by surprise, and they were slow to respond. If they were on Geraldine Street when the driver let them have it, they didn't manage to speak till they came to Saint George's Road. And then all they managed to say was: stop the cab right here, we're getting out. Or rather: stop this filthy car, we're not going any farther. Which the Pakistani promptly did, punching the meter as he pulled up to the curb and announcing to his passengers what they owed him, a fait accompli or final scene or parting token that seemed more or less normal to Norton and Pelletier, no doubt still reeling from the ugly surprise, but which was absolutely the last straw for Espinoza, who stepped down and opened the driver's door and jerked the driver out, the latter not expecting anything of the sort from such a well-dressed gentleman. Much less did he expect the hail of Iberian kicks that proceeded to rain down on him, kicks delivered at first by Espinoza alone, but then by Pelletier, too, when Espinoza flagged, despite Norton's shouts at them to stop, despite Norton's objecting that violence didn't solve anything, that in fact after this beating the Pakistani would hate the English even more, something that apparently mattered little to Pelletier, who wasn't English, and even less to Espinoza, both of whom nevertheless insulted the Pakistani in English as they kicked him, without caring in the least that he was down, curled into a ball on the ground, as they delivered kick after kick, shove Islam up your ass, which is where it belongs, this one is for Salman Rushdie (an author neither of them happened to think was much good but whose mention seemed pertinent), this one is for the feminists of Paris (will you fucking stop, Norton was shouting), this one is for the feminists of New York (you're going to kill him, shouted Norton), this one is for the ghost of Valerie Solanas, you son of a bitch, and on and on, until he was unconscious and bleeding from every orifice in the head, except the eyes.

When they stopped kicking him they were sunk for a few seconds in the strangest calm of their lives. It was as if they'd finally had the menage a trois they'd so often dreamed of.

Pelletier felt as if he had come. Espinoza felt the same, to a slightly different degree. Norton, who was staring at them without seeing them in the dark, seemed to have experienced multiple orgasms. A few cars were passing by on St. George's Road, but the three of them were invisible to anyone traveling in a vehicle at that hour. There wasn't a single star in the sky. And yet the night was clear: they could see everything in great detail, even the outlines of the smallest things, as if an angel had suddenly clapped night-vision goggles on their eyes. Their skin felt smooth, extremely soft to the touch, although in fact the three of them were sweating. For a moment Espinoza and Pelletier thought they'd killed the Pakistani. A similar idea seemed to be passing through Norton's mind, because she bent over the cabbie and felt for his pulse. To move, to kneel down, hurt her as if the bones of her legs were dislocated.

A group of people came from Garden Row singing a song. They were laughing. Three men and two women. Without moving, Norton, Pelletier, and Espinoza turned their heads toward them and waited. The group began to walk in their direction.

"The cab," said Pelletier, "they want the cab."

"Так победим!"

В записи "Хорошие новости про ИГИЛ" dolboeb, во-первых, успокаивает жертв российских СМИ, перепуганных ползучей колонизацией Европы арабами и некоторыми другими мусульманскими паразитами; и, во-вторых, сообщает поразительный в своей простоте и одновременной эффективности метод борьбы с исламской угрозой и заразой.

Помните, как в Швейцарии 5 лет назад собрались и порешили запретить строительство минаретов? Швейцария от этого не перестала быть более свободной, демократической, уютной и процветающей в экономическом смысле страной. Она не превратилась в фашистскую диктатуру, не начала строить концлагеря, не проводила массовых депортаций, не ограничивала свободу совести. Просто граждане Конфедерации в один прекрасный момент посчитали, что минареты там строить не надо. Против этой инициативы выступили швейцарское правительство, парламент, Amnesty International, Армия Спасения, Совет католических епископов, даже Швейцарская федерация еврейских общин... А потом случился референдум, и тема оказалась закрыта. Минареты в Швейцарии строить нельзя. ЕСПЧ рассмотрел несколько апелляций по этому поводу, и выбросил их все в корзину ещё в 2011 году.

Проще простого ведь, запретили строительство минаретов -- и нет больше ни исламской угрозы, ни колонизации.

Утверждение о том, что после этого Швейцария "не перестала быть более свободной"... не стала менее свободной что ли? Не все, в общем, с этим согласятся, особенно Совет католических епископов и Швейцарская федерация еврейских общин. Но что значит их неодобрение в сравнении с победой над исламской угрозой?

Я бы предложил еще один удар нанести, чтоб уж наверняка. Можно запретить называть мальчиков Мухаммед. А то, говорят, что это уже самое популярное имя новорожденных мальчиков за прошлый год в Великобритании. Ни в какие же ворота не лезет.

Провести референдум и пусть католические священники хоть лопнут, вместе с Армией Спасения.